Молчание рубль сбережёт

На прошлой неделе СМИ сообщили о новой законодательной инициативе наших властей – запретить слухи.

Народная молва, не совпадающая с официальной версией различных государственных органов, постоянно досаждает российским чиновникам. Что бы ни случилось в стране – им приходится оправдываться. Рухнул «Боинг» в Ростове-на-Дону – доказывай, что не теракт; всплыла рыба в Азовском море– убеждай, что не сточные воды. После пожара в торговом центре в Кемерове властям пришлось даже свозить активистов в городские морги, чтобы показать, что погибло шесть десятков человек, а не несколько сотен, как говорили в городе.

Миф, рождённый в убитом горем Кемерове, был развеян, но победы государства над слухами (или, скажем так, «народной версией») случаются всё-таки реже, чем поражения. В стране, где выражение «честный чиновник» стало оксюмороном, где власть потеряла авторитет, а её заявления – доверие, не осталось иного способа побороть идею оппонента, кроме как её запретить.

Разработкой законопроекта занимаются на самом высоком уровне – в Совете Федерации. Автор инициативы, сенатор Ирина Гехт, рассказала «Известиям», что российский Кодекс об административных преступлениях будет дополнен статьёй, предусматриваю­щей ответственность за «распространение недостоверной информации». Наказывать будут физических лиц и некоммерческие организации. Санкции, как водится, ударят по самому больному месту россиян – по кошельку. Штраф за озвученную вслух «недостоверную информацию» составит от 50 тысяч до 100 тысяч рублей.

Свою инициативу Ирина Гехт объясняет благими намерениями: мол, меньше будет бузотёров, пугаю­щих народ ростом онкозаболеваний из-за заводов или осложнениями после прививок. Впрочем, сенатор тут же проговаривается, что вопросами экологии и медицины дело не ограничится – наказание предусмотрят за недостоверную информацию любого рода.

Эти меры, объясняет Гехт, «заставят людей задуматься о том, что они говорят».

…Если бы госпожа сенатор хотя бы месяц поработала журналистом, освещающим проблемы сельских территорий, она бы сильно удивилась тому, как тщательно люди взвешивают каждое публичное слово. Работы на селе не много; часто бывает, что человеку хочется высказаться, но кто-нибудь из родственников работает или в детском саду, или в школе, или занимает техническую должность в сельской администрации – поневоле задумаешься, о чём говорить, а о чём промолчать. Мне не раз приходилось слышать просьбы «об этом не писать» или «моё имя не указывать», чтобы не навлечь на члена семьи опосредованное воздая­ние.

Дополнения в КоАП, которые разрабатывает сенат, позволят расквитаться с «особо говорливыми» гражданами России напрямую: ведь, как рассказала Ирина Гехт, отслеживать недостоверную информацию будут «органы власти, курирующие ту или иную тематику».

Получается, в стране не останется какой-либо другой правды, кроме той, что официально заявлена властями. Любая критика, любой прогноз, противоречащий генеральной линии, будет считаться правонарушением.

Кто тогда отважится говорить про фальсификации на выборах, поборы в школах, воровство при выполнении госзаказов, экологические последствия коммерческих проектов, одобренных властями? Сможем ли мы, журналисты, писать о строительстве хранилища радиоактивных отходов, например, или о Багаевском гидроузле – ведь тогда за одни только опасения, высказанные вслух, могут быть оштрафованы всё село Большие Салы и половина Багаевского района!

Надеюсь, что законопроект, над которым работают в Совете Федерации, потонет в потоке других нелепых идей, никогда не получающих большинства голосов в Госдуме. В противном случае нам объявят запрет на честную журналистику, на свободу выражения мнения, на открытое обсуждение общественных проблем.

Александра КОРЕНЕВА