Сто лет прожить - и горя не вспомнить

Накануне к подворью Пелагеи Яковлевны Бурлаковой в ожидании местного начальства расчистили дорогу. Завтра здесь будет шумно - речи, песни, тосты. Все родичи съедутся. Шутка сказать - бабушке сто лет стукнуло! А сегодня в Ириновке безлюдно и тихо. Чистый дворик, третий с краю хутора, в осенних цветах. На жухлой траве в огороде огромная желтозеленая тыква. Ласковый солнечный день… В окошке - старушка, очки на носу, и как нарочно - в руках газета «Крестьянин».

Про любовь и революцию

Дверь в хату не заперта - заходи, кто хочет. В комнате - чистенько, на стенах - фотографии, тусклые от времени, к ним в рамочку притулились цветные снимки - внуки и правнуки. Меня предупредили, что бабушка глуховата, приходится говорить громко.

- Иконы у вас где?- спрашиваю.

- А я, детка, в Бога не верую с восемнадцатого года. Нету у меня икон!

- Почему с восемнадцатого?

- Кадеты у нас тогда стояли. Согнали они большевиков в яму и порубали. Пленных не брали. Мама моя своими глазами видела: люди без ног, без рук, в крови умирают, а над ямой батюшка с крестом стоит. Пришла мама домой и с порога: «Бога нет!» А она ж очень верующая была, пела в церкви на клиросе. И я маме тогда поверила. А муж мой - из религиозной семьи, и сам дюже верующий смолоду был. За стол садимся - все крестятся, а я - нет: не буду лицемерить! Как спать ложимся, он подушку свою крестит. Я подшучиваю: «А моя что ж некрещеная? Крести и мою!» А в тридцатом году он отрекся от религии и в партию вступил, парторгом его выбрали…

- Замуж по любви выходили?- кричу я.

- Любовь-то? Была - куда от нее денешься?! Раньше ж як було? Строго - парни вечерами на гуляние девчат звали. А матери не пускали. Иван, муж-то мой, стал на меня заглядываться, а мне лет 14, ну, может, 15 было… Мать страшно ругалась! На улицу не пускала. Так мы с ним украдкой дружили. Долго! Замуж я только в восемнадцать лет вышла.

-В каком же это году было?

- В 1924-м. Я всё, детка, помню…

- Про революцию расскажите…

- А чего революцию? Вон там за бугром красные, а там (показывает рукой в другую сторону) - белые. Через нас снаряды летят. Моя рассказчица умолкает, вспоминая. - Да, отца с нами уже не было, его в 14-м году забрали в царскую армию, в 16-м в отпуск пришел, а там и революция… Уж как мама его просила остаться, как просила - куда там! Больше мы отца не видали… Пять душ детей у мамы, коровка да лошадка… Потом коровку за долги забрали. Голодно было - и травинки нигде не найдешь, все выгорело, черным-черно… Лошадку зарезали…

Про радость жизни

- А хорошее время в вашей жизни было?

- Да кто ж его знает? Когда ты молодой, тогда и хорошо. Я работать любила. Кем только я не была - бригадиром, звеньевой, председателя замещала… Раньше работали много…

Пелагея Яковлевна показывает мне пухлую стопку почетных грамот: «Участнику трудового фронта», «Птичнице Бурлаковой за достигнутые успехи в повышении яйценоскости», «За успешное размещение и сбор денег по четвертому государственному займу»… Ее награды уже совсем обветшали от времени, в руки взять страшно - рассыплются. Хранит их бережно - в специальной папке: тут - вся ее счастливая жизнь…

- В тот день, когда мужа на войну проводили, свекор мой умер, прямо у дома, на скамеечке. Сел и умер. Иван еще и до Мечетки доскакать не успел, а отца уже нет… В том же месяце и сам Ваня сгинул. Осталась я одна, семеро детей на руках. Троих в войну схоронила…

- Много горя вам выпало…

- У каждого было горе… Я еще везучая! При немцах могла и себя, и детей сгубить: коммунистов же дюже казнили. Я, правда, тогда, еще непартийная была, зато передовичка, старший сын - комсомолец. А полицай здесь был не из наших - ох, и живодер… Сгинуть бы мне с моими дитями в душегубке - уже и списки готовы были, да не успел полицай, самого пристрелили… А другой раз, уже после войны, чуть не сгорела ночью в доме вместе с детьми. Соседка спасла. Вот ты скажи, чего ее среди ночи к нам принесло? Глядит, а у нас крыша уже дымится. Успели из дома выскочить… Я очень даже везучая!

Про нашу газету и нынешние времена

Когда мы приехали, Пелагея Яковлевна читала некролог «Памяти Анны Политковской».

- Про криминал сразу смотрю. «Семейный доктор» - дюже хороший. Истории читаю всякие интересные. Рецепты читаю, была б я гожая, все бы готовила! Программку вынимаю сразу - вон на столике, глянь… Смотрю, что когда… «Жди меня» и «Поле чудес» не пропускаю… Я «Крестьянин» от начала до конца читаю - как раз на неделю хватает.

Пелагея Яковлевна, прищурившись, внимательно смотрит на меня.

- Это ж ты про Гуляй-Борисовку в газете писала! Про свадьбу, про Дом культуры. Стой! Ты же на квартире у Полины Андреевны жила, когда еще в школе работала…

Надо же, помнит и узнала! А репортаж-то мой трехлетней давности…

Пелагея Яковлевна выписывает «Крестьянин» 15 лет. Один год, говорит, бес попутал: подписалась на другую газету, но в той «брешут много» - вернулась к «Крестьянину»…

- Нравится вам наш президент, бабушка?

Пелегея Яковлевна быстро глянула на меня: - Тоже мне президент - землю продавать на сторону много ума не надо… Вот ты это (показывает на мой диктофон) продашь? Нет - оно тебя кормит…

- А кто из политиков вам нравится?

- Болтуны все. Жириновский - тот клоун…

- А нынешнее время вам - как?

- Погано люди живут. Пьют, безобразят, работать не хотят. А так - все есть, если б еще спина у меня не болела… Чуть походила, малость какую сделала - лягай.

Пелагея Яковлевна живет одна. В доме прибрать, приготовить - все сама. Покупного хлеба не признает: «Невкусный, один воздух в нем»… Печет свой. Еще печку топит, в баньке парится… В минувшую осень надумал сын Пелагею Яковлевну на зиму к себе забрать: Борис Иванович второй год как овдовел, живет один в соседнем селе, дом - четыре комнаты, все удобства… Переговорил с матерью вечером, вроде убедил. Утром приезжает - бабушка нос повесила…

- Я, конечно, все сразу понял, - развел руками Борис Иванович. - Не стал настаивать - вся жизнь ее тут прошла… Каждый день к ней приезжаю. Заеду, гляну: все нормально? Ну и слава Богу!

Про жизнь в сто лет

- В чем секрет долголетия вашей матери? - спрашиваю Бориса Ивановича.

- А кто его знает? Я так скажу: не помню, чтоб мать с кем-нибудь ругалась, злилась, кого-то ненавидела… Все у нее хорошие! Вот, считай, четверо сыновей у нее, а это ж - четыре невестки… И все разные да характерные. Чего только не бывало, но чтоб зло на душе держать - никогда! Недавно дрова у нее со двора стянули, так она только рукой махнула: дескать, им нужнее…

- Наверное, не болела никогда? - Болела - рак желудка у нее находили. Доктора уже списали нашу бабушку. А она сама вылечилась - травками да сырыми овощами… Те врачи только руками разводили. Вот слышит плоховато, и очки уже посильнее нужны. Отпразднуем сто лет - повезу в Зерноград к окулисту. Борис Иванович улыбается: - Представляете, она круглый год ходит с голыми ногами. Всю жизнь!

- Как с голыми ногами?

- А так: носки наденет, а чулки ни за что. И зимой, и летом!

9 октября 2006 года разменяла Полина Яковлевна Бурлакова второй век своей жизни. Добра за сто лет нажила много: десять внуков, семнадцать правнуков, три праправнука. Среди них ученые, врачи, юристы, педагоги, таможенники, фермеры, экономисты…

Мы поздравляем всех! Будьте счастливы! И самое главное - чтоб спина у бабушки не болела.