Кладочка

Течёт себе речка, течёт, на одной стороне речки хутор и на другой, огороды к воде сбегаются и там, и там, а с бережка на бережок пролегла кладочка. Есть на хуторе дамба широкая, для техники сделанная, дорога там, машиной иль подводой ехать удобно, но она на краю хутора, и крутить педали туда или топать, чтоб к центру добраться, - далеко и не хочется. А по кладочке близехонько, и хоть бегом по ней, хоть вприпрыжку, если ножата молодые, но лучше не спеша и спокойно пройтись, полюбоваться речкой, воздухом свежим подышать - оно над водой завсегда в жару воздух свежее. Вроде как бриз морской повевает. Хотя до моря тут - ой-ёй-ёй!

 Степь да степь кругом, безводье и сушь. Единственная отрада - речка эта со степным прозваньем Сухая Челбаска. Терялась она в жару в камышах и балках, воробью по колено становилась, высыхала, но это давно было, в старые времена. Колхозы запруд наделали, поля орошали, а потом колхозы кончились, поливное земледелие вместе с ними, и воду Сухой Челбаски перестали сосать, поширше она, полноводней стала, и старая деревянная кладочка, скрипучая и шаткая, коротка стала, мала ей. Люди сделали новую, агрофирма «Победа» расстаралась. Из труб, уголка, листового металла. Не скрипит теперь, не шатается.

Но я помнил старую, на акациевых столбах лежащую, которую в шестидесятых годах мужики всем хутором ставили - по зиме, на льду, так удобнее. Помнил и потому забрел на хутор. Оставил машину под вербой у хаты напротив кладочки, попросив старушку-хозяйку присмотреть от шкоды, повесил фотоаппарат на плечо и пошёл. За полдень было, жарко и сонно, никто мне не повстречался на дорожке к берегу, кроме частых растений голубоглазого дикого цикория, который хуторяне - потомки казаков зовут «пэтрив батиг». Никого не было и на кладочке, а мне хотелось её снять так, чтоб люди шли на другой берег. Прошёл я аж за середину, увидел в своей тени стайку краснопёрок и залюбовался. О поручень оперся и смотрю. Прохладой от воды тянет, тишина кругом, кинуть бы в эту речку свои полвека, да босиком от берега до берега с пацанами, а потом в воду чульбух! И в латки-пятнашки гулять до темна, пока мамка лозиной домой не загонит…. Размечтался и слышу, идет кто-то. По металлу над водой далеко слышно. Гляжу - парень или мужик молодой, не понять сразу.

Увидел у меня фотоаппарат и спрашивает: - Пейзажи снимаете? - Да, хотел кладочку снять, тебя ждал. Не возражаешь в кадре оказаться? - А чего ж, снимайте, я только закурю. Он достал «Приму», смятый коробок спичек, но спички не загорались. - От ёлки-палки, перебирал сети после рыбалки, от тины чистил и подмочил. А у вас нет огонька? - С удовольствием бы, но не курю. - Ну тогда хоть в губах подержу, табачок понюхаю. Он прислонился спиной к поручню, поглядел на фотоаппарат и легким взмахом руки указал мне на воду, где плюхнулась чайка. - Там мои сетки стоят, тычки вон торчат из воды. Я увидел над водой концы палок и спросил: - Рыбой промышляешь? Он усмехнулся как-то открыто и бесхитростно, взяв сигарету в пальцы. - Какой там «промышляю». Так, ловлю по малости на прокорм. - И что попадается? - Линь, сазан, окунь. - Неплохо. И электроудочники не выбили рыбу до сих пор? - Нет, боятся, увидим - утопим сразу.

Тут полхутора рыбой кормится, за речкой все смотрят. - Так это ты пришел на кладку посмотреть, что я тут делаю? - Нет. - Он широко улыбнулся, зубов с одной стороны почти не было. - Искупаться пришел, тину смыть. А вы, видимо, приехали к кому-то в гости, отпускник? - спросил он меня. - И не в гости, и не отпускник. Хуторянин я. Был тут на уборке, снимал для газеты и на новую кладку захотел посмотреть. Старую надеялся увидеть, хоть то, что осталось. Увидел одни пеньки над водой. - Год назад эту сделали, старая совсем развалилась. А я вас совсем не знаю… Я усмехнулся. - Как же ты меня можешь знать, ежели у нас большая разница в возрасте. Ты помнишь Шкуратовскую хату в балочке на том краю хутора? - я показал на восток. - Помню. Но её давно разобрали. - Правильно. Но от той хаты до кладбища на кургане было ещё несколько хат: бабки Шабалдихи, наша, Жигайловых, сестёр Клапатенчих, Сорокиных, Вальки Цыганки - её хатку художник Тахтамышев рисовал. - Про это слышал, но теперь там поле… - Верно, а я там вырос, и, выходит, мы с тобой земляки. Как звать-то тебя? - Денис. - А меня вот так, - и я дал ему свою газетную визитку, чем сильно удивил. - Ты скажи, Денис, где зубы растерял? - Ой, дядь Стёп, забузили тут с парнями, давненько это было. Менты потом повязали, в «обезьяннике» прессовать начали, хотели, чтоб на себя взял изнасилование старухи.

Была на хуторе такая беда, какая-то тварь надругалась над бабулькой, а они хотели на меня всё «повесить». - А ты? - А я не подписывал. Что я - идиот на себя чужой грех брать и потом на зоне чалиться? - Молодец. - За это они меня и буцкали неделю, а после ещё неделю держали в подвале, чтоб синяки сошли. Потом отпустили. Вот ёлки-палки, и никто не идет, чтоб закурить! - сказал он с досадой. Никого не было в этот послеобеденный час, только мы с Денисом стояли над водой у того места, где от кладки уходила вниз на цепях сварная лестница. Тут глубже всего, и тут купаются. - А сейчас чем занимаешься? - спросил я Дениса. - Хозяйство держу. - Большое? - Пока нет, ещё не развел. Я первый год. Женился и решил осесть. - Осесть? - До этого несколько лет гонял на «дальняк» на КамАЗе, но надоело, не хочу быть больше водилой. Зимой мёрзнешь, особенно когда ремонт в дороге - хана! Не жрешь по-нормальному, рэкет ментовский терпишь, а когда до зарплаты доходит - так хозяин за копейку трусится. Разве это работа? Разве это жизнь? Потому я плюнул на тот КамАЗ и решил окончательно осесть на хуторе. Хватит, страну посмотрел, теперь буду работать на себя и семью. - А жинка-то хоть хорошая досталась? - Хорошая, Таней зовут. Моложе меня на пять годов, ей двадцать два - самый смак! - А характером как? - И характером хорошая. Добрая. Правда, сыну её пять лет, но это грехи юности, с кем не бывает. Вырастим парня, и совместных ещё наживём! - Он говорил это легко и уверенно, и чувствовалось, что для него вырастить чужого сына так же естественно и просто, как ловить рыбу на речке. - Значит, ты теперь элпэховец. Что ж вы держите? - спросил я опять. - Телка у нас большая, свиней пару, кролики, всякие куры, утки, гуси и огорода 60 соток. - Шестьдесят соток немало. Тяжеловато? - А, ерунда, хочу осенью еще парочку пустых огородов взять, ячменя там посеять и развести «свинство». - С этим понятно, а сейчас с чего живёте? Деньги на хлеб, на сигареты тебе, на обувь, ты ж босой! - Деньги, дядь Стёп, не проблема. Рыбку по хутору пронесу, вот и деньги. Я хмыкнул. Сколько на тех линях можно заработать на хуторе? Он понял меня и договорил: - Две, а то и три тысячи можно иметь в месяц. Бабушкам продаю подешевле. Показался парнишка на велосипеде. Он ехал по кладке, держась одной рукой о трубу поручня. - Счас закурю! - сказал Денис, потирая ладони от предвкушения. Но парнишка, которого звали Сашка, тоже был без спичек. Он приехал купаться. Сашка нырнул, а Денис прыгнул с настила прямо в штанах, забыв про сигареты и мою визитку в кармане.

 Солнечные зайчики в испуге разбежались по воде, перескакивая с волны на волну на ширящейся ряби. Денис и Сашка фыркали, хлопали по воде ладонями, пугая тонких верховодок. И Денис тонкий, стройный, прокаленный солнцем, сам был похож на длинную верховодку. Я помахал парням и пошел на берег. Земля встретила меня жарой, речной прохлады как не бывало. Старушка сидела на скамеечке с хворостиной в тени вербы и пасла гусей, пробующих клювами скаты моей машины. - Ну шо, побачив, сынок, кладку? - спросила она меня, прищурившись, чтоб лучше разглядеть. - Побачив, мать. Гарну кладку вам зробылы, тилькы я ту стару помню, вона була красившэ. - А чий же ты будэш, раз ту кладку помныш? Я назвал имя отца и матери и сказал, где мы жили на хуторе. Старушка задумалась, долго ворошила память, потом покачала головой: - Нэ помню таких. Знаю, шо на том краю хутора жилы люды, а хто - забула. Память, сынок, уже як вода в Челбаске - потыхэньку утикае…. Ну, дай тоби Бог здоровья, шо нэ забув свий хутир. - И вам также. Живить довго. Я сел в машину и увидел, как за старушкин забор от клуба спускаются две молодые женщины с тремя детьми, и старшенькие мальчики, лет по пяти, наперегонки побежали по дорожке меж цветов к кладочке, как мы когда-то, резвыми ножатами.

Степан Деревянко,

наш соб.корр. Краснодарский край