И каждого оплакивала

Два года на линии фронта, между жизнью и смертью.

В начале Великой Отечественной войны вероломный удар немецких армий был ошеломляющим. К ноябрю 1941 года в оккупацию попала почти вся европейская часть страны. Миллионы оказались в условиях «нового порядка»: облавы, расстрелы, принудительный труд. Особенно тяжелое положение сложилось там, где линия фронта «резала» сёла и хутора. На Миус-фронте буквально каждая хата и каждый подвал превратились в «огневую точку». Но надо было выживать и растить детей. Под бомбами и снарядами. Под свист пуль и осколков.

Всё меньше свидетелей тех трагических дней. В селе Ряженом и хуторе Новосёловском мы встретились с тремя из тех, кто два года был между жизнью и смертью.

Да як же её не помнить!

Василий Федотович Косяченко увидел немцев на хуторе Новосёловском тринадцатилетним подростком.

- Вы помните войну?

- Да як же её не помнить!

Сначала немцы прошли стороной. Пёрли на Ростов. Потом уже, когда заняли Матвеев Курган, завернули к нам. И сразу стали грабить. Забирали кабанов, птицу, яйца... За гусями гонялись по всему хутору. А хозяевам свои бесполезные деньги совали. Сказано, немцы есть немцы. Не заплатил, значит украл. А так вроде купил.

Особенно много свинины отобрали. Тут такое дело. Неподалёку от Ряженого був совхоз имени Ленина. В августе при отступлении наши три тысячи свиней погнали. Ну как свиней гнать? Это же не коровы.

Гнали-гнали и бросили стадо. Танки пути отхода перекрыли. Вот тут-то народ и начал хрюшек резать и в бочках солить.

Война войной, а шутников на хуторе хватало. Заходит немец в хату и как завернёт русским матом. Это ему кто-то объяснил, как «здравствуйте» сказать...

Первые две зимы суровые выдались. А у немцев, кроме пилоток да шлемчиков, нечем голову прикрыть. У многих сопли под носом замерзали. В Германии они таких морозов не бачили.

В нашей хате молодёжь на постой устроилась. По-русски чуть-чуть балакали. Сами вшивые, страсть! Вши с них плетёнками свисали. Бывало, сядут в хате друг против друга и вшей бьют. Страшное дело. Они посылки из Германии получали. Угощали нас. Моим сёстрам по шоколадке, мне - сигарету. Я им объясняю - мол, не курю, а они: кури, сейчас война.

К бытовому воровству немцы относились жёстко, даже жестоко. Конечно, с учётом, кто украл, свой или чужой. Однажды, когда наши постояльцы были в карауле, зашёл один с мёрзлым комом под носом и складной ножик забрал. Так «наши» немцы его отыскали. Привели: он? Ну да, он! Избили сопливого до полусмерти. А вот в Ряженом шестерых наших хлопцев за воровство посылок заставили яму вырыть и расстреляли.

Мы жили в хате, пока в неё не вселились офицеры. Они повесили портрет Гитлера и выгнали нас в подвал. Выживали мы, как и все на хуторе, в основном за счёт зерна. Элеватор сгорел. Зато на току и в амбарах остались горы колхозного зерна. Каждый брал столько, сколько хотел. Люди хранили зерно в бочках на чердаках, в ямах. Часть запасов сгорела во время боёв. Выручали кукуруза и картошка. Сажали в апреле.

Немцы не запрещали. Иногда даже давали лошадку и повозку. Правда, в обмен на съестное. У них во время распутицы или снежных заносов провалы со снабжением случались. Мы из кукурузы драчки делали. А они в окопах кочаны пекли и грызли. Передовая рядом. И немцы привыкли к тому, что дети по окопам шастают. Иной подзовёт и показывает три пальца и зажигалку. Принеси, мол, три кочана на обмен...

Он у меня комбайнёром был

Нину Афанасьевну Горбатенко природа наделила редкой жизненной силой. Ей скоро будет 90, но на память она не грешит...

- В нашей семье было семь детей, - рассказывает Нина Афанасьевна. - Я самая старшая. До войны я работала трактористкой в колхозе. В августе отец ушёл на фронт. А с приходом немцев мы остались без мамы. Случилось это так. Нашу хату разбило. Мы перебрались в подвал, где уже находились три семьи. Прямо напротив сутками дымила немецкая кухня. Приметная цель. Крышка подвала была приоткрыта. Снаряд упал рядом. И осколок попал маме в голову.

Следом новая беда. Немцы собрали мужиков на передовую рыть окопы. И с ними Афанасия Богданенко. Он со мной женихался, и я решила его освободить. Потому что с передовой редко кто возвращался. Пришла я к немецкому коменданту в село Латоново. Упала на колени, а комендант, справный такой немец, каже:

«Вставай». Позвал переводчика. Я говорю: «У меня мать убило, семь детей остались. Отпустите моего мужа Афанасия Богданенко». Комендант выслушал, дал мне бумажку и через переводчика приказал: «Подойдёшь к балке, спустишься в неё и ни шагу дальше. Иначе застрелят. Из балки документом помаши, и к тебе подойдёт патруль». Я так и сделала. Привели ко мне Афанасия, а его колотит. Думал, что на расстрел повели. Он только и смог выговорить: «Как ты решилась?». Да видно не судьба была. Когда наши пришли, его забрали в армию, и он погиб от ранения в голову.

Начались бои, и немцы каждую хату и каждый подвал в Новосёловском превращали в укрепление. Нас выгнали из подвала. Прямо в затылок выталкивали. Выживай как сможешь. Но мир не без добрых людей. Дед Новак сторожил амбар с зерном. Его немцы поставили. Отсыпал нам дед зерна на первое время. И пошли мы с детьми в соседний хутор к Ивану Шищенкову. Он у меня комбайнером был. Я его комбайн на колхозных полях трактором тягала. Шли по глубокому снегу, промокли, но Ивана дома не оказалось. Его жена меня хорошо знала. Но не пустила на ночлег даже в сарай. Заявила: «Шляетесь тут! Уходите». У них на постое немец, повар, располагался. Он услышал, подошёл и ей по-русски сказал: «Вам тепло, а это дети. Пусть остаются». Принёс нам кашу, хлеб с маслом, шоколад и одежду. Потом так грустно произнёс: «Мне ваша земля не нужна. Меня здесь убьют. И у меня двое детей останутся...» Шищенкова жена очень недовольна была и всячески выражала своё недовольство. Но мы у неё не задержались. Нас забрал к себе в Анастасиевку дядька Николай Палий, чтобы я ухаживала за его беременной женой. Он в надёжном месте прятал муку и продукты. Так и выживали.

Как гляну на пойму, так и плачу

- А нас из хаты сразу выгнали, - Николай Николаевич Иващенко помнит всё до мельчайших деталей. - Немцы устроили в нашей хате склад. Чего там только не было. Я эти запахи до сих пор чувствую. Да и повара, рыжего Вилли, не забыл. С моим младшим братом Федей мы часто около котлов крутились. А у Вилли шутки были зверские. Однажды он схватил Федю и поднял над кипящим котлом. Вот-вот бросит. Я испугался, вцепился в его халат и дёрнул изо всех сил. А Вилли рассмеялся, опустил Федю на пол и достал из кармана фотографию. Показывает: смотри, у меня такие же дома остались...

Как-то раз в одной из хат обнаружили убитого солдата. Немцы в таких случаях особо не разбирались. Согнали сразу всех мужчин в сарай и приставили часового. На следующий день пригнали их на хутор Чёрный и принудили рыть общую могилу. Уже и пулемёт установили, как вдруг прикатил офицер и что-то прокричал. Мужиков отпустили. Как выяснилось, какой-то немец признался в том, что он поругался с сослуживцем и в пылу ссоры застрелил его.

Выживали мы по-всякому. Картошку сажали на нейтральной полосе между двумя передовыми линиями окопов. Немцы дивились, но не стреляли. Порой самолёт покружит-покружит над нами и улетит.

Каждое утро Николай Николаевич Иващенко выходит из своего дома на хуторе Новосёловском и не может сдержать слёз. Перед ним внизу до самой реки простирается пойма, на которой 68 лет назад морская пехота без танков, артиллерии и авиации пошла на штурм мощных немецких укреплений. Слева от дома, за поворотом, - Волкова гора (высота 101,0), которая господствовала над местностью. Справа внизу - село Ряженое.

- Как гляну на пойму, так и плачу, - говорит Иващенко. - Столько лет прошло, а заснеженное поле передо мной до сих пор, чёрное от матросских бушлатов. Не передать, сколько их полегло...

«...Ничем не оправданные потери»

После разгрома немецких войск под Москвой Сталин выдвинул идею общего наступления Красной армии с целью закончить войну в 1942 году. Против грандиозного плана выступил Жуков:

«...войска стоят перед серьёзной обороной противника. Без наличия мощных артиллерийских средств они не смогут прорвать оборону и понесут большие, ничем не оправданные потери».

Тем не менее Политбюро приняло идею Сталина. Общего наступления не получилось. Весной 1942 года целый ряд наступательных операций в райо­­нах Харькова, Донбаса, в Крыму закончился крахом. Такая же участь постигла и Таганрогскую наступательную операцию.

Трагические события 8 марта 1942 года у хутора Новосёловского и села Ряженого всего лишь эпизод в грандиозном сражении на фронте 56-й армии, протяжённостью в 85 километров. Вот как об этом пишет Григорий Кириллович Пужаев в военно-историческом очерке «Кровь и слава Миуса»:

«...В 6 часов утра подразделения 68-й морской бригады сосредоточились вдоль железнодорожного полотна у хутора Колесниково. Артподготовка из-за недостатка боеприпасов не проводилась. В 7 часов стрелковые батальоны по льду перешли реку Миус. За рекой начиналась пойма - она тянулась до хутора Новосёловского - открытое, простреливаемое поле. Ночью и утром мела позёмка, дул пронизывающий холодный ветер...

Первый батальон старшего лейтенанта М.Г. Дубинина смял боевое охранение противника и начал атаку хутора Новосёловского. Моряки ринулись вперёд... Натиска моряков немцы не выдержали. Бросив убитых у противотанковых орудий, они бежали. Моряки шли вперёд, к высоте 101,0. Второй батальон ворвался в село Ряженое и вёл бои за мост через Миус.

По мере продвижения к высоте сопротивление противника росло, вступали в действие всё новые и новые огневые точки... Батальоны несли потери... После упорных боёв в середине дня высоту взяли. Однако закрепиться на ней не удалось.

Во второй половине дня из района 4 курганов в направлении села Ряженого и высоты 101,0 появилось более 10 танков противника с пехотой. Теми силами, которые имелись у моряков, остановить немецкие танки было невозможно. Противотанковой артиллерии не было...

Стрелковые батальоны бригады до поздней ночи отходили на исходные позиции. Они понесли большие потери. Бригада потеряла убитыми и раненными 2100 человек, почти половину личного состава».

И каждого оплакивала...

- Вы же видите, абсолютно ровное поле. Ни укрыться, ни залечь. Каждый моряк как на ладони...

У Николая Николаевича Иващенко дрожит голос:

- Сначала моряков встретила первая линия немецкой обороны. Она по самому низу проходила. А я знаю, что это такое. Мне было 12 лет, и мы с ребятами гуляли по немецким позициям каждый день. Что удивительно, немцы на нас внимания не обращали. Редко когда выгоняли или пугали: пуф-пуф. Так вот, укрепления первой линии не имели ходов сообщения в глубину. Это значит, что отступление не предусматривалось. А со стороны поймы вообще ничего нельзя было увидеть. Настолько пулемётные гнёзда были спрятаны в складках откосов.

Вторая линия обороны располагалась на том уровне, где мы сейчас стоим. А третья - ещё выше. Здесь миномёты, там - орудия. И вот с этих трёх уровней немцы накрыли наших моряков сплошным огнём. Убитых было столько, что среди населения родились нехорошие слухи. Якобы командиры на хуторе Колесниково перепились и погнали моряков на верную смерть.

Нина Афанасьевна Горбатенко находилась с братьями и сёстрами во время первой атаки всё ещё в подвале.

- Мой восьмилетний брат, - рассказывает она, - где-то стащил бинокль. Когда загудело вокруг и стрельба поднялась, я крышку подвала приоткрыла взглянуть, что там происходит. А брат закричал: «Смотри, смотри, как их косят». И мне бинокль протягивает. Я взглянула: ужас! Чёрная масса бежит по белому полю и на глазах тает.

Проволочные заграждения начинались совсем недалеко от нас. Моряки растянулись, и один добежал до самой колючки. Уже раненый, повис на проволоке и кричит: «Я Ванька... Ванька... Спасите». Но кто спасёт, когда вокруг него пули и осколки свистят. На следующий день подошли, а он мёртвый висит, кровью истёк.

- Хоронить погибших было некому, - вздыхает Василий Федотович Косяченко. - Закопали тех, кто погиб в самом хуторе. И по низу ребята павших подобрали. А те, кто в пойме смерть принял, так и остались там лежать. Весной река оттая­ла, разлилась, и поплыли они в никуды.

- А я похоронила их столько, на скольких сил хватило. И каждого оплакивала: тебя же дома ждут, а ты здесь лежишь, родимый ты мой... - Нина Афанасьевна не выдержала и заплакала, как тогда, 68 лет назад, над погибшим матросом.

с. Ряженое, Матвеево-Курганский р-н,

Ростовская обл.