Страницы истории
Фёдор Иоаннович (1557-1598) – царь всея Руси и великий князь московский с 18 марта 1584 г., третий сын Ивана IV Грозного и царицы Анастасии Романовны. Слабый здоровьем и умом, не принимал участия в управлении государством, находясь под опекой сперва совета вельмож, затем своего шурина Бориса Фёдоровича Годунова, который с 1587 года был фактически единоличным правителем государства, а после смерти Фёдора стал его преемником.
Царевич вырос в Александровской слободе, детство его пришлось на самый разгул опричнины, он рано лишился матери. Жестокость отца и старшего брата Ивана, ужасы опричнины, кровавые казни не могли не сказаться на личности Фёдора. «Под гневом отца, – пишет О. Ключевский, – он потерял свою волю, но сохранил навсегда заученные выражения забитой покорности». Н.М. Карамзин отмечал: «Не наследовав ума царственного, Фёдор не имел ни сыновитой наружности отца, ни мужественной красоты деда и прадеда: был росту малого, дрябл телом, лицом бледен; всегда улыбался, но без живости; двигался медленно, ходил нервным шагом от слабости в ногах; одним словом, изъявлял в себе преждевременное изнеможение сил естественных и душевных».
Даже исполнение ритуальных обязанностей было для него непосильным. Во время коронации 31 мая 1584 г. в Успенском соборе Московского Кремля уставший Фёдор, не дожидаясь окончания церемонии, передал шапку Мономаха боярину князю Мстиславскому, а тяжёлую золотую державу – Годунову – событие, которое потрясло присутствующих.
Царь Фёдор вставал в четыре утра; к нему приходил духовник со святой водой и с иконой святого, чья память праздновалась в этот день. Царь читал вслух молитвы, потом шёл к царице, которая жила особо, вместе с нею ходил к заутрене. Потом садился в кресло и принимал близких людей, особенно же монахов. В девять утра шёл к обедне, в одиннадцать обедал, потом спал, потом ходил к вечерне. Затем до ночи проводил время в забавах: ему пели песни, сказывали сказки; шуты потешали его кривляньями. Фёдор любил церковную службу и колокола, трезвонить на которых забирался на колокольню, за что получил прозвище «звонарь». Монахи восхваляли благочестивую и святую жизнь царя, приписывали ему дар прозрения и прорицания.
Благочестие Фёдора не мешало ему наслаждаться кулачными боями и травлей людей медведями – потеха, редко заканчивавшаяся без крови. Если в народе царя считали «блаженным», то знать не уважала и не боялась его.
Личная роль его как правителя была ничтожной. «От младенчества даже и до конца живота своего о мирских ни о чём попечения не имел, токмо о душевном спасении». Добрый, кроткий и милостливый, царь мог бы стать сбывшейся мечтой истерзанной Иваном Грозным России. Но беда в том, что он был не способен править: болезненный и слабый, в лучшем случае глупый, а в худшем – слабоумный. Не случайно и бояре, и простой народ беспокоились, что в стране начнётся смута.
Вот донесение польского посла королю: «Хотя про него говорят, – писал князь Сапега, – что у него ума немного, но я увидел, как из собственного наблюдения, так и из слов других, что у него вовсе его нет». Когда польский посланник представился царю, Фёдор, одетый в царское облачение, с короной на голове, сидел на возвышенном месте и с улыбкой любовался своим скипетром и державным яблоком, а когда проговорил несколько слов тихим и прерывистым голосом, то Сапега сделал заключение о слабоумии царя. Весть об этом скоро дошла до соседей. В Польше надеялись, что при таком государе в московском государстве начнётся безурядица, откроются междоусобие, и государство придёт в упадок.
Однако отсутствие ума царствовать не мешало. Подданные Фёдора относились к нему благожелательно. Царь Фёдор нравился не только русским. Литовские православные магнаты очень поддерживали кандидатуру Фёдора на польский трон. Слабый, блаженный король вполне устраивал и часть польской шляхты. Сейм долго колебался между символами трёх кандидатов – немецкой шляпой Габсбургов, шведской селёдкой и шапкой Мономаха.
В годы царствования Фёдора не было частых казней, столь распространённых при Иване IV. Лишь иногда, когда в руки властей попадал какой-либо душегуб, разбойник или бандит (их всех называли общим словом «вор»), того сажали на кол или колесовали, т. е. привязывали к колесу и отрубали поочерёдно руки, ноги, затем голову. Отсечение головы на плахе или повешение считалось очень лёгкой смертью, и их оставляли лишь для людей знатных. Поджаривание живьём на сковороде, столь любимое Иваном Грозным, было признано жестоким и отменено. Таким образом, число публичных казней резко убавилось. Зато тайных казней оставалось немало. Ничего не стоило человека, отправленного в темницу, уморить голодом, задушить или отравить.
Н.М. Карамзин писал о правлении Фёдора Иоанновича: «Когда Фёдор, утомлённый мирским великолепием, искал отдохновение в набожности, когда, прервав блестящие забавы и пиры, в виде смиренного богомольца ходил пешком из монастыря в монастырь, вместе с супругою... в то время правительство уже неусыпно занималось важными делами государственными, исправляло злоупотребления власти, утверждало безопасность внутреннюю и внешнюю. Во всей России, как в счастливые времена, сменили худых наместников, воевод и судей, избрав лучших; грозя казнью за неправду, удвоили жалованье чиновников, чтобы они могли пристойно жить без лихоимства; устроили войско и двинули суда, где надлежало восстановить честь оружия или спокойствие отечества».
В 1590 г. во время очередной войны со Швецией России удалось возвратить потерянные при Иване Грозном Ям, Капорье, Ивангород. В 1591 г. крымский хан Казы-Гирей попытался совершить набег на Москву. Его разбили под стенами города. Это был последний татарский набег на столицу Российского государства.
В царствование Фёдора Иоанновича на Белом море был заложен город Архангельск, а в Сибири построили крепости, в том числе Тобольск.
Одним из немногих решений самого царя было учреждение патриаршества. Первым Патриархом Московским стал Иов.
Умер Фёдор Иоаннович в 1598 г. тихо и незаметно, жена его постриглась в монахини. Фёдор был похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля. С его смертью прервалась династия Рюриковичей, которым «Россия обязана бытием, именем и величием, – от начала столько малого, сквозь ряд веков бурных, сквозь огонь и кровь, достигнув господства над Севером, Европы и Азии воинственным духом своих властителей и народа, счастьем и промыслом божиим!» (Карамзин).
