Чей удел – животноводство?

На результаты Всероссийской сельскохозяйственной переписи больно смотреть

На прошлой неделе Росстат опубликовал очередной том итогов ВСХП-2016. Он посвящён животноводству. Статистика не обрадовала: за две пятилетки в Ростовской области вполовину сократилось поголовье свиней, Кубань потеряла треть КРС, а в Ставропольском крае крупные предприятия вырезали 65% овец и коз.

Корову-кормилицу сменил бык-копилка

Те, кто следил за публикациями «Крестьянина» о ВСХП, заметили, что когда речь заходит о численности (хозяйств, трудовых ресурсов, подворий) – жди слова «сокращение».

К сожалению, не обошла эта тенденция и скотоводство на юге России. Хозяйства укрупнялись, наращивали земельный фонд, но не спешили разнообразить сферу деятельности. Даже наоборот.

Кубань с 2006-го по 2016 год потеряла более трети поголовья КРС: оно сократилось с 709 до 532 тысяч голов. В Ставропольском крае численность скота уменьшилась на 10%, до 350 тысяч.

Ростовская область оказалась единственным в аграрном треугольнике регионом, который смог – хоть и незначительно – нарастить поголовье КРС. Было 608 тысяч голов, стало – 629 тысяч.

«Под нож» в основном шло молочное стадо. Ростовская область сократила его на 21%. Кубань – на 32%. Ставрополье – на 36,5%. Какая же неведомая сила выкосила коров? И где происходили наибольшие потери?

Статистика показывает, что главные «убытки» на Дону и Кубани пришлись на крупные и средние сельскохозяйственные организации. В Ростовской области они сократили поголовье со 129 до 42 тыс. голов, на Кубани – с 495 до 306 тыс. голов.

И если с земельными ресурсами сработало правило «у одних убыло – у других прибыло», то в ситуации с молочным скотоводством не прибыло, к сожалению, нигде.

Малые организации и фермеры не смогли компенсировать потери, а личные подсобные хозяйства (палочка-выручалочка для статистики!) и сами стали отказываться от молочного скота, только усугубив «сокращательную» тенденцию.

То, что население отказалось от коров, было ожидаемо: дельцы на молоковозах либо скупали сырец за копейки, либо вовсе не приезжали, мотивируя длинным плечом доставки.

Кооперация и собственная переработка шли со скрипом, к тому же тормозил процесс низкий спрос на молочные продукты. Не стоит забывать и про «человеческие» процессы: часть сельского населения уехала в города, другая, что осталась, постарела.

Упавшее знамя могли бы подхватить фермеры, но готовых на этот шаг оказалось мало: слишком хлопотное это дело – заниматься молоком.

– В молочном скотоводстве – как в армии: подъём, тревога и надо бежать – то свет вырубили, то вода зимой замёрзла, то дорогу замело. Животное есть животное – не трактор, который заглушил и пошёл отдыхать, – говорит глава успешной молочной фермы в Павловском районе Кубани Василий Ляшенко.

Василий Григорьевич уверен: молочное скотоводство может принести большую прибыль по сравнению с мясным скотоводством, но и труда требует большего.

– Откорм скота вообще нельзя считать животноводством, – говорит Ляшенко. – Это работа для женщин перед декретным отпуском или для инвалидов.
Впрочем, сельские жители выбрали именно этот путь: мясное скотоводство в эти годы переживало настоящий бум.

В 2006-м доля «говядины» в хозяйствах была не очень большой. На Дону и на Ставрополье она занимала около 14%, на Кубани была и вовсе незаметной – чуть больше процента.

За десять лет мясное поголовье в Ростовской области и Ставропольском крае выросло в 2,6 раза. В Краснодарском крае – в семь раз, с 7,4 до 52,9 тыс. голов. Драйверами роста во всех трёх случаях стали КФХ и личные подсобные хозяйства, тогда как крупные хозяйства, наоборот, уменьшали количество мясного скота.

Почему это могло произойти, «Крестьянин» спросил у председателя колхоза имени С.Г. Шаумяна Хачатура Поркшеяна (Мясниковский район Ростовской области). СПК занимается в основном молоком – считая его более прибыльным, но в то же время и от мясного направления отказываться не собирается. Маточное поголовье (1 400 голов – самое большое в регионе!) ежегодно приносит 700 бычков. Их нужно либо ставить на откорм, либо реализовывать.

– Мы пробовали частично продавать, но эффект был, скорее, отрицательным – люди остались недозагруженными, и от этой идеи решили отказаться, – говорит Поркшеян. – Благодаря животноводству мы сохраняем рабочие места. Успокаиваем себя тем, что остаётся навоз. Мы в год до 30 тысяч тонн навоза вносим на поля, и успех в растениеводстве во многом связан именно с этим.

Повальное увлечение мясным скотом Хачатур Поркшеян объяснил тем, что население, откармливая бычков, вкладывает в них деньги, как в копилку – чтобы, когда придёт время, забить животное и выручить средства на нужды семьи.

– Хотя нынешние закупочные цены губительны для животноводства, это факт, – говорит Поркшеян.

Кубанские сёла зачистили от свиней

Поголовье мясного КРС в хозяйствах населения в Ростовской области выросло с 23 до 96 тысяч животных, в Краснодарском крае – с 0,1 до почти 14 тысяч голов, на Ставрополье – с 4 до 28,7 тысячи голов.

«Бык-копилка» стал вынужденной мерой, когда у населения отняли возможность зарабатывать на свиноводстве из-за угрозы АЧС. Потери отрасли за десять лет оказались колоссальными.

Ростовская область – если брать все типы хозяйств – потеряла 45,6% поголовья свиней (это минус 430 тысяч голов), Ставропольский край лишился 26% поголовья (-160 тысяч), но самый серьёзный урон был в Краснодарском крае, где численность свиней сократилась на 
1 миллион 108 тысяч голов: регион лишился более 70% поголовья.

Долгое время в сёлах говорили, что АЧС была лишь акцией по зачистке малых производителей в пользу крупных холдингов. Статистика убеждает в обратном: в крупных организациях Кубани осталось 352 тысячи голов от прежних 1 004 тысяч. Правда, местное население этот факт вряд ли утешит: краснодарские ЛПХ были практически полностью отстранены от свиноводства: от прежнего поголовья в 482 тысячи свиней (это треть свиного поголовья в 2006 году) осталось всего 2,4 тысячи.

На этом фоне Ростовская область и Ставропольский край, где свиней у населения стало всего в два раза меньше, смотрятся не так уж пессимистично.

– Держали и будем держать. Как ещё населению себя прокормить? Разве на наши зарплаты можно жить? Только поросята и спасают, – признался житель Кутейниковского поселения Чертковского района Ростовской области.

В апреле 2017 года Высшая школа экономики проводила опрос, изучая «адаптационные стратегии» населения – говоря по-русски, интересовалась, как народ выживает в кризис.

Селяне в первую очередь (46%) отвечали, что перешли на более дешёвые продукты. Во вторую – что расширили ЛПХ (39%).

Гусь овце не товарищ

Дополнительный доход фермеры и население трёх аграрных регионов черпали помимо откорма бычков в мелком рогатом скоте. Поголовье овец и коз в крупных сельхозорганизациях снижалось, – что открыло нишу для малых хозяйств.

В Ростовской области фермеры и ЛПХ фактически «монополизировали» отрасль: поголовье МРС в хозяйствах населения выросло с 472 до 829 тысяч, в КФХ – со 139 до 426,6 тысячи. Крупные организации сократили поголовье с 246 тысяч до 76 тысяч голов. На долю сельхозорганизаций теперь приходится всего 5% стада.
То же самое произошло и в Краснодарском крае, где общее поголовье МРС, правда, значительно меньше (225 тысяч голов). 

В Ставропольском крае на долю «крупняков» приходится 12% поголовья. Этот регион больше всего пострадал от «оптимизации» животноводства: за десять лет стадо сократилось с 800 до 280 тысяч голов. К счастью, неудачи СХО были компенсированы успехами фермеров, которые нарастили поголовье почти в пять раз – до 997 тысяч животных.

Зато птицеводство оказалось отраслью, куда КФХ и небольшие организации даже не пытаются зайти.

– Конкурировать с крупными холдингами невозможно, рентабельность совсем другая, – поделился фермер, которому пришлось прекратить бизнес по разведению индейки.

В Ростовской области поголовье птицы делится практически поровну между крупными холдингами и ЛПХ. На Кубани и Ставрополье холдинги нарушили этот баланс в свою пользу: в Краснодарском крае соотношение 60% на 40%, в Ставропольском – 72% на 2%. 

– Монополисты выросли на субсидиях, а нам, фермерам, никто ничего не давал, развивались на самовыживаемости, – говорит фермер-птицевод из Курганинского района Краснодарского края Николай Поздняков. – Многие селяне держат птицефабрики, но не афишируют их и не ставят на учёт. Система налогообложения и санитарные требования – одинаковые и для огромных комплексов, и для маленьких птицефабрик – не способствуют тому, чтобы выходить из тени. Доходность птицеводства для фермера сегодня определяется политикой монополистов. Когда они поднимают высокую цену, люди едут к нам.

Что будет с животноводством в личных подсобных и фермерских хозяйствах в следующую десятилетку? Ответ на этот вопрос зависит от многих составляющих: потребительского спроса, цены на корма, импортных поставок продовольствия и, конечно, господдержки.

В марте этого года в журнале «Вопросы государственного и муниципального управления» вышла статья кандидата экономических наук Л.В. Горнина. 

В ней говорилось, что крупные животноводческие холдинги решают вопрос продовольственной безопасности, но приводят к «фактическому изъятию ресурсов из сельских территорий». «Следствием такого подхода стали обезлюдение села и нищета сельского населения. Кроме того, строительство крупных холдингов часто становится удобным инструментом для вывода средств бюджета из реального сектора экономики как банками, так и самими предпринимателями», – писал Горнин, подчёркивая, что это всё «пагубно влияет на общество».

В конце статьи автор отмечал, что господдержку нужно направлять на развитие малых хозяйств и нацеливаться на развитие сельских территорий – и это даст прорывное развитие животноводства.

То, о чём так долго твердила фермерская ассоциация, наконец дошло и до высшего эшелона власти – автор статьи оказался первым замминистра финансов России.

Александра КОРЕНЕВА

Выразить свое отношение: 
Рубрика: Сельское хозяйство
Газета: Газета Крестьянин