Демократия на время

– В связи с государственным переворотом соревнования по плаванию отменяются! – сказал лагерный радист обыкновенным голосом и окончательно нас разбудил.

Летом 1991 года мы с мужем и малолетним сыном отдыхали в Крыму, не имея понятия, что вот-вот влипнем в один из самых острых эпизодов новейшей истории России. В ночь на 19 августа переправились на пароме через Керченский пролив и поехали в любимый «Лиманчик» – университетский лагерь, расположенный вблизи знаменитого Абрау-Дюрсо. Устали так, что даже палатку ставить не стали: просто кинули спальники на землю и тут же уснули. 

Проснувшись утром от приведённого выше сообщения, мы с мужем похихикали на тему «это же как надо было напоить радиста», но тут трансляция снова ожила:

– Поправка. Несмотря на государственный переворот, соревнования по плаванию состоятся!

Хохоча уже в голос, мы направились к морю – смотреть соревнования. Знакомые, встреченные по пути, почему-то совсем не веселились. И лица у них были странные.
Через десять минут уже и нам расхотелось смеяться: ГКЧП, чрезвычайное положение, танки в Москве…

Днём всё тот же радист вывел на трансляцию «Голос Америки» попеременно с Би-би-си. Стоя на площадке в центре лагеря, народ одним ухом слушал бубнящий в беседке телевизор (пресс-конференция гэкачепистов пополам с «Лебединым озером»), а другим – ловил «вражьи голоса». В толпе нервно шутили, что дело кончится повальной шизофренией.

До эпохи интернета и мобильной связи оставалось больше десяти лет, так что картину дня дополняли рассказы тех, кто сходил на почту в Абрау и сумел дозвониться в Ростов и в Москву. 

Вечером стало по-настоящему страшно. Нет, не столько страшно, сколько тоскливо. Всё-таки мы успели здорово разбаловаться за последние пять лет: говорить что думаешь, читать что хочешь, видеть на экране телевизора нормальных людей, разговаривающих человеческим языком. А тут вылезают эти физиономии, вещающие со всей звериной серьёзностью: «Идя навстречу требованиям широких слоёв населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе...» Да ещё эта аббревиатура, в которой причудливо сплелись ЧК, ЧП и ГПУ.

В ход пошла неприкосновенная бутылка водки, которую мы возили в бардачке для урегулирования сложных ситуаций с гаишниками. Немного полегчало.

Но на следующий день начала поступать обрывочная информация о баррикадах в Москве и готовящемся штурме Белого дома. А в ночь на 21-е – о троих погибших: молодые парни пытались пойти наперерез колонне боевой техники.

Перелом произошёл внезапно.

– Они бегут! – истошно вопил наш приятель – и сам бежал по лагерю, чтобы оповестить всех о том, что путчисты терпят поражение, а у Белого дома идёт грандиозный митинг. «Лиманчик» охватила эйфория: что не выпили с горя, стали пить за победу. Наверное, были тогда среди нас и те, кто болел за гэкачепистов, но сказать об этом вслух никто не решался. Ну да студенты и сотрудники университета, составляющие основное население «Лиманчика», – не та публика, которую стоило звать обратно в развитой социализм. И кому бы пришло в голову, что та оглушительная свобода, свалившаяся на нас в августе 1991-го, – это временное явление, причём сильно раздражающее изрядную часть наших соотечественников?

А сегодня, через тридцать лет, уже социологи спрашивают у граждан: на чьей они стороне? Кто был прав в те дни – ГКЧП или демократы? «Ни те, ни другие», – говорят 56% опрошенных, отвечая на опрос Левада-центра*. «Это были трагические события, имевшие гибельные последствия для страны и народа», – считают 43%. «Просто эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны» – 40%. 

«Победа демократической революции», – еле слышно шепчут 10% – согласно ВЦИОМу, таких вообще всего 7%.
Тридцать лет назад мы, молодые идиоты, тоже верили, что это победа демократии. Мы просто ещё не поняли, что совершенно не умеем обращаться с этой сложной штукой. 

*Внесён Минюстом в список иностранных агентов