В ростовском Доме кино в рамках Фестиваля нового британского кино зрители увидели фильм “Бруклин”.

 Хотя в портфолио режиссера Джона Краули “Бруклин” наследует остросюжетному триллеру “Замкнутая цепь”, новую картину с предшественницей не роднит практически ничего. “Бруклин” куда сильнее акцентирован на стилистике и антураже, нежели на сюжетности и интриге: неспешное развитие сюжета здесь завязано главным образом на привычных, почти “архетипичных” ходах, опробованных многократно в кино- и книжных романах. Поданная в ретроантураже история молодой девушки, отправляющейся из Ирландии в Америку в поисках лучшей жизни, позволяет зрителю загибать пальцы каждый раз, когда он видит очередной эпизод из киношного “золотого фонда”: вот полное драматизма прощание с семьей на борту отплывающего корабля, вот мандраж прибытия в Америку, когда открывается наконец дверь в громадный и чуждый “новый мир”, вот первые невзгоды и письма домой, первые слезы и, наконец, судьбоносная встреча... Как водится, сама героиня предстает симпатичной, но неопытной, своего рода материалом, из которого начинает формироваться личность ‒ меняясь под воздействием окружения, она движется к тому, чтобы стать американкой, стать подлинным творцом своей судьбы.

Однако визит домой обнаруживает, что все, зачем она уехала, разорвав старые связи, уже есть дома, в Ирландии. И по-хорошему, дилеммой “Бруклина” должно считать вовсе не “трансатлантический любовный треугольник”, где героиня мечется между двумя возлюбленными, а выбор между освященной веками ирландской преемственностью и решением самостоятельно конструировать свою судьбу ‒ новую судьбу, непохожую на остальные. Домашний уклад “засасывает” молодую Эллис, подначивая забыть свою “американскую историю”, восстанавливаются разорванные связи и появляются новые ‒ работа, где она может занять место умершей сестры, любимицы всего города, друзья и, наконец, главная, романтическая связь. Однако и жизнь, оставленная за океаном, еще не окончательно стала прошлым, хотя порой и кажется, что Эллис готова забыть данные ранее обещания. С наибольшей отчетливостью пафос этого выбора, выбора между традицией и “робинзоновскими” амбициями, между домом старым и домом новым, который только предстоит построить, выражен в сцене, где Тони, американский муж Эллис, показывает девушке чистое и пустое поле, рассказывая с воодушевлением об их будущем доме, которому только суждено быть воздвигнутым на этой пока еще голой земле.

Но в целом интонациям “Бруклина” больше свойственны легкость и мягкая ирония, нежели пафос или трагические нотки. Интересен прием своеобразной “комедии произношений”, где комизм и колорит создается обращением героев с английским языком: урожденный итальянец Тони с его несколько вальяжной манерой и характерное произношение и общая немногословность чопорного ирландца Джима. Картина, таким образом оказывается еще и избавлена от многословных любовных тирад, что, вероятно, идет ей только на пользу, а ироническая “сниженность” позволяет “Бруклину” не превратиться в очередную слезливую “историю золушки”, которая на этот раз получила не меньше, а больше, чем, собственно, хотела. Однако ожидающим от фильма подлинной драмы, пусть даже смягченной комедийными оттенками, суждено разочароваться: трудно отделаться от ощущения, что когда этой самой драме только следует развернуться, фильм тут же и заканчивается. Если же ничего такого не требовать, а отнестись к картине как к легкой, приятной и лишенной излишней претенциозности истории, то она эти ожидания, несомненно, оправдает.

Никита РУМЯНЦЕВ