– Можете указывать моё имя, не менять его в тексте, – говорит Татьяна, встречая меня в дверях. – Фамилию только не пишите. Хорошо?
Мы заранее обговариваем условия анонимности. Татьяна и Мария – жительницы ростовского благотворительного фонда «Мамины руки». Организация помогает женщинам, попавшим в трудные жизненные обстоятельства, предоставляет им жильё в так называемых «кризисных квартирах». Таких в Ростове-на-Дону две. Как правило, в них живут женщины с маленькими детьми, которым просто некуда пойти.
Татьяне сорок лет. Её сыну Кириллу – полтора года. Мальчик спокойный, любознательный, активный. С любопытством изучает меня, то и дело подходит поближе, разглядывает мой смартфон и переводит взгляд на похожий белый телефон, зажатый в кулачке. По всей видимости, сравнивает.
– Честно говоря, не особенно хотелось обращаться за помощью в фонд, – признаётся Татьяна. – Я привыкла сама. Неудобно, просто по-человечески неудобно. Наверное, время такое. Скоро всё непременно наладится.
Родилась Татьяна на Украине, в Хмельницком. Работала и жила в Киеве. По специальности – художник-декоратор со стажем более двенадцати лет.
– Влезла в политику, скажем так, – объясняет она вынужденную эмиграцию. – Работала при депутатах, принимала участие в антимайдановских движениях, помогала «Беркуту», служила на Донбассе. За Крым у меня три медали, состояла в ополчении. Была в розыске, затем в плену. После освобождения служила в ДНР и ЛНР. За помощь «Беркуту» попала в чёрный список «Правого сектора». Почти все, кто работал против новой власти, попадали в него. Чем грозил этот список? Поговаривали, что лишением жизни. Собрала вещи. В июне 2014 года уехала в Крым – к тому времени он уже стал российским. Скрывалась от власти, пряталась в Севастополе, снимала жильё. Статья, по которой обвиняли меня, – «Измена Родине».
– Посидела в городе, посмотрела на беженцев из Донбасса и поняла: поеду в ополчение, – рассказывает Татьяна. – Но не доехала, меня сняли сотрудники СБУ. Я уже была не только в чёрном списке «Правого сектора», но и в розыске Службы безопасности Украины. Просидела в Запорожской области в СИЗО. Обычная тюрьма, где сидят убийцы, воры, уголовники.
Не могу сказать, что это были очень тяжёлые четыре месяца. Я со всеми нашла общий язык. Сначала, конечно, поступали угрозы. Мне говорили, кто там главный. Угрожали, что задушат ночью. Не убили. У меня политическая статья. Я наслышана о политзаключённых. Первый муж – почётный милиционер Украины, поэтому знала, как себя вести.
Политическая статья и уголовная – разные вещи. Выражаясь блатным языком, никто не имеет права меня прессовать. Угрозы угрозами, а на самом деле меня никто не трогал. Даже помогали. Перевели в другое СИЗО – там вообще всё было по-другому. Никто не лишал сахара, кофе или чая. Как-то я заболела, нужны были лекарства. Заключённые искали их по камерам, делились. Никакого презрения не было, хотя все знали, по какой статье сижу. Многие не верили, что я выйду. Если бы был суд, мне бы дали пятнадцать лет. У нас в камере был и холодильник, и телевизор, и сковородки, и плиты, и умывальник. Стояло пять кроватей, причём не двухъярусных. Я считаю, что родилась в рубашке. Мне повезло: вышла по обмену в ДНР. Это был второй или третий обмен. Но возвращаться нельзя, потому что дело на меня не закрыто. Послужила немного. Думали создать семью с отцом Кирюши, но не вышло. Когда уволились из ополчения, он стал пить, жил у меня и за мой счёт. Я ушла, когда была на втором месяце беременности. Переехала в Россию. Мне было не страшно рожать. Я уже не в том возрасте, чтобы бояться остаться одной с ребёнком.
Кирюша родился в Крымске, где у Татьяны был знакомый.
– Он прошёл две чеченские войны, что на нём, к сожалению, сказалось, – говорит она. – Мог посреди ночи стоять и кричать. У него была тяжёлая психологическая травма. Надо было думать о спокойствии ребёнка. По совету кубанских казаков уехала в Анапу. Жила в пансионате при храме, а два месяца назад перебралась в Ростов. Основательница «Маминых рук» Валерия Елизарова дружит с Елизаветой, которая помогала нам в Анапе. Мы собираемся жить в России, получать гражданство. Украинского паспорта у меня нет – отобрали, когда забирали в плен. Не вернули. Обратной дороги туда мне нет...
– Я хотела работать на дому, – продолжает она. – У меня есть швейная машинка, я умею шить. Но пока ребёнок маленький, не могу. После Нового года хотелось бы отдать Кирюшу в садик и найти работу. Пока что я сижу с сыном и Ксюшей, дочкой Маши (имя изменено. – Прим. авт.), моей соседки по «кризисной квартире».
Маше двадцать пять лет. На вид – лет семнадцать. На кухне она замешивает искусственную смесь для шестимесячной Ксюши.
– Подождите минутку, – просит она. – Я детёнышу поесть приготовлю.
На моё удивление необычным прозвищем поясняет: она зовёт ребёнка по-разному. Лишь бы ласково. Как и Татьяна, Маша приехала с Украины, из Луганской области. Два года жила в Астрахани.
– Когда я сообщила отцу ребёнка, что беременна, он растерялся и заявил: «Ничего не знаю, ребёнок не от меня». Я подумала: всё понятно, счастливо оставаться. Живи дальше, как ты жил. Уехала в Краснодар, к подруге. Мы с ней дружили девять лет. Жили мы с ней и её семьёй месяца два, а затем поругались. Ну, и она меня выгнала. Решила, что я хочу у неё мужа увести. На седьмом месяце беременности. Странно, конечно: столько мы дружили, общались, никаких подозрений не было. А тут заявила: «Собирай свои вещи и вали, куда хочешь».
Украинского гражданства у Марии нет – отказалась. По крайней мере, отправила отказ в посольство; ответа оттуда так и не пришло.
– Это не имеет значения: я гражданка России. Когда я поехала на месяц к маме в Луганскую область, поняла, что жить там больше не могу: с российским гражданством на учёт к украинскому гинекологу не встанешь. Приехала обратно. В женской консультации была очень заботливая женщина, психолог. Она познакомила меня с Анастасией – у неё благотворительный фонд в Новороссийске. Через неё я вышла на дом милосердия «Анапа-мама». Это кризисный центр, где мы жили четыре месяца. Там родилась Ксюша.
Мария рассчитывала, что к ней приедет мама. Будет помогать с ребёнком, а она выйдет на работу. Но в связи с неспокойной обстановкой матери Марии не дали ни расчёт на работе, ни документов. Выехать она не смогла.
– Я связалась с Валерией Елизаровой, – улыбается она. – Татьяна, с которой я была знакома по дому милосердия в Анапе, тоже жила тут. Так мы решили жить вместе. Я временно работаю, раздаю визитки. Платят нормально, хватает на еду и детские вещи. И, что важно, рассчитываются в конце каждого дня. У меня нет возможности месяц ждать зарплату: деньги нужны здесь и сейчас. Ближе к весне, надеюсь, мама ко мне приедет, и я выйду на работу. У нас всё нормализуется.
У Маши не одно среднеспециальное образование: она оператор компьютерного набора, кассир банка и товаровед.
– Я думала об аборте, но не смогла. Морально не смогла это сделать. Думала: попала в такую ситуацию, что работать какое-то время не смогу. Что делать? Надо на что-то жить, ребёнка содержать. Когда родила дочку, написала её отцу. Он иногда присылал деньги – то пятьсот рублей, то тысячу. За время беременности тысяч пятнадцать он нам выделил. У него не было постоянной работы, он был кассиром в ресторане, в котором я работала. Он не россиянин. А в один прекрасный момент он написал мне, что хочет оформить отцовство, так как у него заканчивается учебная виза. Он хотел подавать на гражданство, а оснований не было. После этих слов мы перестали с ним общаться. Я сменила номер и переехала в Ростов. Сейчас важно быть самостоятельной и становиться на ноги – ради дочки.
– Сначала я пошла в бизнес, – говорит основатель фонда Валерия Елизарова. – Открыла своё туристическое агентство, но вскоре поняла, что это не моё. Тогда стала работать в социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних. Одним из его отделений был приют. Как-то ко мне обратилась мать, оставшаяся без жилья. Она работала, могла оплатить жильё, но напортачила что-то со сроками оплаты. В результате её попросили из квартиры. Она обратилась ко мне и спрашивает: можно ли решить проблему, не разлучая ребёнка и мать? Мы и решили создать такое место, где это было бы возможно, – «кризисную квартиру», в которой могут жить женщины, нуждающиеся в помощи. Я росла в небедной семье, и деньги не были для меня ценностью. А вот помощь другим – да.
За время существования в «кризисных квартирах» кто только не жил. Общее у них одно: это женщины, которым не к кому обратиться за помощью в сложной ситуации.
– Мне печально, – признаётся Валерия. – В моих руках нет всех необходимых инструментов, чтобы оказывать максимальную помощь и поддержку этим женщинам. Мне кажется, что я делаю мало. У меня всегда была благополучная жизнь, и я хочу поделиться ею с другими людьми.
Ирина БАБИЧЕВА
Фото автора