Мы это уже проходили!

Весной 2013 года в Москве должен пройти первый Всероссийский съезд кооперативов. Подготовка к нему сейчас идёт полным ходом и в регионах, и в федеральном центре. Как ожидают власти, проведение съезда даст новый толчок развитию сельского хозяйства. О том, почему в Минсельхозе вдруг озаботились проблемами кооперации и какие задачи это ставит перед региональными властями, «Крестьянину» рассказал один из участников процесса, президент донской АККОР Александр Родин. 

– Александр Максимович, подготовка к съезду выглядит внушительно. Создана рабочая группа, со всей страны в Минсельхоз направляются предложения... Но этой темой власти занимаются уже 20 лет, а толку нет. На ваш взгляд, нынешние декларации подкреплены реальной работой? С чего вдруг власти бросились развивать кооперацию?

– Никакого озарения не произошло, просто положение в сельском хозяйстве сейчас сверхсерьёзное. Власти осознали, что деньги, вложенные в крупный бизнес, не возвращаются. И что без развития малых форм ситуацию не выправить. Ведь происходят те же негативные процессы, что и десятилетия назад...

– Какие?

– Давай обратимся к прошлому. История наших аграрных реформ богата, а мы каждый раз наступаем на одни и те же грабли. В 1861 году Александр II освободил крестьян. Но у них не было денег на выкуп земли, и в борьбе за неё победили помещики. Спустя сорок лет Ленин писал: «У десяти миллионов крестьянских дворов – 73 млн десятин земли. У двадцати восьми тысяч благородных и чумазых лендлордов – 62 млн десятин».

В 1918 году большевики начали раздавать землю, но крестьян обложили продразвёрсткой. Стоило её отменить, как уже к 1928 году в России было 24,5 млн крестьянских дворов. Тогдашние показатели по производству скота до сих пор остались непревзойдёнными! Но через несколько лет началась коллективизация. Создали 235 тысяч колхозов и тут же стали их укрупнять. Социализм в стране кончился, когда было 27,3 тыся-

чи колхозов и совхозов. Вспомним Ленина: он говорил, что земля у 28 тысяч лендлордов. Спустя десятилетия советской власти получили то же, что и при царизме.

В начале девяностых вроде начали развивать фермерство. Но в сельское хозяйство пришёл капитал, и земля опять перешла к «крупняку». И снова не происходит ничего нового. Олигархи набрали кредитов и не могут их отдать.

– Принято считать, что мелкие хозяйства обеспечивают лишь сами себя и окрестные территории. А мегаполисы кормят всё-таки индустриальные предприятия. Именно поэтому на них сделана ставка.

– Судьба их всех будет одинакова. Многие наши крупные комплексы надо, по идее, закрыть за несоблюдение санитарных норм. В Европе таких уже не строят, территория слишком густонаселённая. И потом, взять американский опыт. В США сейчас около 80 млн голов мясного скота. Из них 35 млн выращивается корпорацией, которая объединяет в себе 600 тысяч фермерских хозяйств. У каждого от 15 до 40 коров. То есть американцы не просто строят комплексы – всё делается через кооперацию с крупным бизнесом. Об этом мне говорил в Дании представитель фермерского союза: «У вас уже не получится выстроить кооперацию снизу, с самого начала. У нас на это ушли десятилетия, столетия. Надо исходить из сегодняшних реалий: есть крупный бизнес, с ним налаживайте отношения».

– Очень это нужно агрохолдингам...

– В том-то и суть. Государство должно создавать для этого стимулирующие условия. В Германии, например с 1969 года действует закон о структуре рынка. Согласно ему, большие перерабатывающие компании не имеют права закупать продукцию у отдельных фермеров, только у кооперативов. Мне довелось быть на молочном заводе – сырьё для него поставляют 750 хозяйств. Они организованы в три кооператива в форме простого товарищества. Мы спросили у руководителя завода, как определяется цена. Он ответил: «Мы не имеем права давать цену ниже, чем в среднем по земле («земля» - субъект федерации в Германии. - Прим. авт.). А средняя по земле не должна быть ниже, чем средняя по Германии». Так в ЕС формируется ценовая политика. А завод зарабатывает за счёт расширения ассортимента.

– У них маленькая и густонаселённая территория, они могут себе позволить в каждом районе поставить завод. А у нас слишком высоки транспортные издержки, и люди уезжают из деревни.

– Дело не в территории. К нам недавно обращался один предприниматель – он хочет купить молочный завод. Говорит: «Мы заинтересованы в работе с крестьянами. Знаем, что их обманывают – обещают, а потом не платят. Поэтому готовы платить авансом. Но нужно, чтобы фермеры были объединены и работали по установленным правилам».

Самое обидное – Россия-то имеет богатейшие традиции кооперации! Дореволюционный опыт впечатляет. В той же Донской области развитие кооперации началось в 1874 году, когда создали первый кооператив. В 1913 году их было уже 340, они охватывали 182 тысячи крестьянских дворов. Область была более населена, чем сейчас: тогда на один хутор приходилось 2 200 га земли, сейчас – 3 600, территория опустела. Причём в кооперативах участвовало всё население, включая, например, духовенство. Многие конторы располагались в церковных сторожках, школах: понимание, что кооперация даёт выгоду, было у всех. Кооперативы участвовали в закупках топлива, через них потом стали продавать хлеб. Строили коллективные амбары. Например, одним из первых построил амбар на 1,6 тысячи тонн Ермаковский кооператив в Тацинском районе. Россия вообще была вторая страна по развитию кооперации. Как и в отношениях с «крупняком», мы и здесь забываем о прошлом, думаем, что открываем Америку.

Конечно, по эффективности сельского хозяйства мы отставали от Европы. Но так сложилось исторически – у нас не было необходимости брать максимум от каждого гектара. У нас их много. То же самое, например, в США, для них важен не рекордный, а дешёвый урожай. Считаю, и нам нужна установка не на объём, а на снижение затрат.

– Помимо подготовки к съезду власти что-то делают для развития кооперации и изменения аграрной политики?

– Формируется новая аграрная политика, надо это понимать. В конце августа министр сельского хозяйства России Николай Фёдоров направил руководителям регионов письмо «О мерах по реализации Госпрограммы на 2013 – 2020 годы». В нём сказано, что в каждом регионе должны быть комплексные программы развития, начиная с сельского поселения. И в них нужно увязать между собой интересы крупного, среднего и малого бизнеса. Здесь очень высока роль как раз местных властей. Они должны собрать всех фермеров и вместе обсудить планы на будущее. Кто что сеет, какие производства надо развивать, чего не хватает. Разобраться с землёй: в области 200 тысяч га бесхозных лесных полос, не говоря уже об остальных. Те же муниципалитеты имеют многие здания бывшей потребкооперации. Они стоят разваливаются, их надо по дешёвке продавать фермерам. Так выявятся резервы для кооперации, можно будет что-то реально планировать. 

Вот опять – в советское время всё это было. Возьмём бывший совхоз «Роговский» в Егорлыкском районе. Он имел 18 тысяч га, охватывал четыре хутора. Каждое из четырёх его отделений имело свои программы развития. В них входило, например, по растениеводству: где какой севооборот, где создавать лесополосы, что делать на кормовых угодьях – целый комплекс работ по эффективному использованию земли! На животноводческих фермах рассчитывалась кормовая база, переработка, какие производственные помещения строить и т. д. Сейчас в Роговском свыше 100 фермерских хозяйств. И каждое работает само по себе. Мы постоянно говорим о саморегулировании. У нас в АККОР есть разработанный стандарт по планированию. У каждого фермера должен быть стратегический план на много лет вперёд. И все их нужно вписать в общую стратегию.

– Так и слышу, что ответят вам фермеры: «Планировать в нашей стране ничего нельзя. Сегодня эмбарго, завтра цены на удобрения подскочат»…

– Вся штука в том, что фермер должен влиять на все эти процессы. Если мы считаем себя хозяевами земли, то власть должна обслуживать нас. А не наоборот. Ведь власть для того и существует, чтобы создавать условия для развития. У нас по итогам сельхозпереписи 2010 года 33 района области показали убыль населения. Значит, надо в первую очередь развивать в этих районах производство. Освободить от налогов бизнес, который туда придёт. Во всём мире есть депрессивные территории, как правило, они удалены от центра. И есть методика их развития. Сейчас бросили клич – строим семейные фермы…

– У нас в области их аж пять штук.

– Давай не про количество, а про идею. Нужно эти производства как раз и выносить в депрессивные регионы. В умирающем хуторе создать семейную ферму, сделать всё, чего там не хватает, – дороги, электричество, воду. Определить территории, увязать интересы и выбивать деньги под программу. А у нас субсидии получают в первую очередь те, кто сильнее. Эта политика сформировалась в начале двухтысячных для развития близких к власти компаний. Региональной, федеральной – неважно. И все это понимают. А думать надо о местности, в которой живёшь. Госполитика не может быть нацелена только на бизнес-интересы. Задачу «сбережения народа» никто не отменял. И решать её должны как раз региональные власти. Надеюсь, все эти вопросы нам удастся обсудить на съезде...