Как на Маныч пришёл апрель

Наш постоянный автор замдиректора заповедника Александр Липкович объехал и обошёл свои владения с фотоаппаратом. Вот что ему удалось подсмотреть. 

Встретился табун. Лошади отнеслись к нашему появлению спокойно. Многих из них узнаю «в лицо». Особенно порадовала встреча с кобылкой, родившейся в августе прошлого года. (У неё на морде очень узнаваемая белая «проточина».) История этой лошадки заслуживает того, чтобы рассказать её подробней.

В августе прошлого года на заповедном острове работала съёмочная группа немецких телеоператоров. Снимали фильм о вольном табуне. 

Утром, встречая табун, двигавшийся к водопою, я обратил внимание на молодую кобылу с новорождённым жеребёнком. Жеребёнок был необычайно худ. Но не это вызвало мой интерес. На кобылу время от времени оглядывались другие взрослые лошади: видно было, что с ней что-то «не так».

По пути к водопою эта кобыла не раз отходила в сторону. А у водопоя, коротко покормив жеребёнка, ушла из поля зрения. Тем временем жара набирала силу. Лошади поочерёдно пили, принимали грязевые ванны, кобылы кормили жеребят. Но к маленькому худому жеребёнку, улёгшемуся рядом с железным корытом, никто не подходил. Так прошёл час. Жеребёнок встал. Рот его был приоткрыт. В ноздрях показались капельки крови.

Шаткими шагами маленькая кобылка подходила то к одной лошади, то к другой. Её обнюхивали и отгоняли – беззлобно, лишь угрожающим оскалом зубов. Так, проходив в табуне, кобылка снова легла среди вытоптанного участка у поилок. Вид жалкого, изнывающего от жары и голода существа привлекал внимание взрослых кобыл. Они подходили к жеребёнку группами и в одиночку, обнюхивали, качали головами.

Подошёл и гаремный жеребец. Он обнюхал неподвижное тельце, стал над ним и… полил струйкой мочи. После чего потерял к жеребёнку интерес. Я уже не ожидал, что малыш сможет встать, и позвонил начальнику охраны заповедника с просьбой принести бутылку с разбавленным молоком, чтобы поддержать умирающего жеребёнка.

Но кобылка продолжала бороться за жизнь. Она сумела встать и опять ходила между взрослыми кобылами, тычась им в животы. Опять оскаленные зубы, угрожающе приподнятые задние ноги, тычки мордами…

Неожиданно одна из кормящих кобыл позволила жеребёнку пососать вымя, обнюхала и приняла его. Обрадованная кобылка как пришитая ходила возле приёмной матери. И тут появилась загулявшая настоящая мать.

Возбуждённо ворвавшись в табун, она быстро нашла свою дочку, устроила скандал принявшей её кобыле и увела. Следом за ней к табуну приблизился взрослый жеребец. Кобыла-мать с Немкой (так мы вместе с немецким режиссёром назвали жеребёнка) послушно пошли с ним. Жеребец – отец, он же первый «хозяин» непутёвой кобылы пытался восстановить порядок. Драка не была ожесточённой, скорее походила на необходимый ритуал. Напившись воды, вновь образовавшаяся семья из двух взрослых лошадей и многострадального жеребёнка не спеша отделилась от табуна и пошла в степь.

На следующий день мы наблюдали эту семью с радостно скачущей вокруг матери Немкой. И вот сейчас я вижу перед собой симпатичную стройную кобылку, по виду которой не скажешь, что ей пришлось быть между жизнью и смертью. Рядом с ней та же лошадь – мама, с белой «звёздочкой» на лбу. Правда, вид у обеих, как и у других лошадей, по весне далеко не парадный: клочья зимней шерсти висят на боках, грязь слиплась на брюхе…

Выехав с утра в сторону Стариковского участка заповедника, мы увидели мчавшихся вдоль дороги двух русаков. Зайцы были заняты семейными «разборками», временами вставали на задние лапы и осыпали друг друга боксёрскими ударами. Пока мы остановили машину, чтобы их сфотографировать, зверьки снова помчались по степи, словно играя в догонялки.

Другой сидевший на дороге заяц, увидев приближающийся автомобиль, прижал уши к спине и неуклюжими шагами отошёл метра на три в сухую траву, где и залёг. Его уверенность в собственной незаметности была особенно забавна, когда мы фотографировали его с расстояния в пять метров.

За хутором Весёлый мы, как обычно, подъехали к причалу, чтобы посмотреть на водоплавающих птиц. У воды было неуютно. Ветер временами срывал белые барашки с волн. Однако чомгам это не мешало активно токовать. Раскрывая тёмные воротники, птицы сближались в брачных демонстрациях, но не подпускали достаточно близко для хорошего кадра. 

На лужайке зелёная трава пробивалась сквозь выпавший и подтаявший снег, образовавший ледовую корку. На деревьях и кустах образовывались ледяные корки, гнувшие своим весом ветки к земле. Одинокая озёрная чайка балансировала на краю деревянного помоста, поочерёдно поджимая то одну, то другую лапку: холодно! Среди стеблей травы перебегали около десятка горихвосток-чернушек и две пары белых трясогузок. На одном из поворотов на склоне кювета сидел нахохлившийся удод и обречённо долбил холодную землю. 

Проехав в сторону посёлка Сан. Маныч (в данном случае «сан» означает не «святой», а сокращение слова «санаторий»), мы увидели взлетевшую справа от дороги и снова опустившуюся стаю гусей. Рискнули съехать с асфальта и приблизиться к стае. В бинокль было хорошо видно, что среди белолобых гусей держалось немало краснозобых казарок – птиц, внесённых в международную Красную книгу.

Обычно доля этих «глобально угрожаемых» птиц в гусиных стаях составляет 10-15%. Позже, рассмотрев на компьютере многочисленные кадры, удалось посчитать, что общая численность стаи 253 особи. Казарок в ней оказалось 57, то есть более 20%. Зная, что в охранной зоне заповедника держится казарка, помеченная радиопередатчиком, мы внимательно вглядывались в каждую птицу, но меченой, к сожалению, не увидели.