Язык ввязался в войну

Хохлы стали украми, москали – кацапурой.

Уходящий год был богат на политические и экономические баталии, но при этом мало кто задумался, каким «вооружением» обогатилась наша речь. Язык вражды постоянно пополнялся, начиная «майданутыми» с главной площади Киева и заканчивая «карательными отрядами» и «фильтрационными лагерями». 

Официально Россия ни дня не воевала с Украиной. Однако речь тележурналистов, политиков и общественных деятелей всё это время прямо-таки пестрила лексикой, присущей пропаганде военного времени. То же самое (правда, по более понятным причинам) происходило и в незалежной. 

Жители Украины и России, когда-то бывшие братскими славянскими народами, вдруг стали «украми», «укропами», «ватниками» и «колорадами». Первое понятие появилось благодаря теории происхождения украинцев от неких древних укров, второе (возможно) из-за того, что активисты Майдана весной прямо на площади разбили грядки и высадили редис, салат, лук и укроп. «Ватники» (россияне и пророссийски настроенные украинцы) получили прозвища благодаря советской стёганке, а «колорады», противники Майдана, – благодаря георгиевским ленточкам, которые они носили на груди. 

Вместе с двумя новыми республиками в языке появились Луганда, Донбабве и Недороссия. Уничижительные прозвища коснулись и русских: кацапура – производное от «кацап» (аналог «москаля»). Русские не остались в долгу и ответили ироничным «свидомиты» – обозначением украинских патриотов (от «національна свідомість»). 

Эти термины чаще встречались в интернете. Телевидение давало нам свой язык вражды. 

Началось с того, что к власти на Украине стала рваться «фашистская хунта» под предводительством радикальных «правосеков». Категоричным тоном два рупора пропаганды – Михаил Леонтьев на Первом канале и Дмитрий Киселёв на «России» – убеждали зрителя: на Украине «оголтелая» и «распоясавшаяся шпана» завладела властью, и «майданутые киевские начальники» начали уничтожение собственного народа. 

Внезапно возродилась лексика 70-летней давности, времён Великой Отечественной войны. Фашисты, фильтрационные лагеря, карательные батальоны и карательные операции – это с одной стороны. А с другой – отряды самообороны, народное ополчение... Воскресло подзабытое и почти вытесненное из языка иностранным «волонтёр» русское слово «доброволец». По сути, оба они обозначают одно и то же понятие, только в народе закрепилось, что волонтёры – это Олимпиада, бездомные животные и сбор средств на благие дела, а добровольцы – это фронт и война.

Интересную мысль на этот счёт высказал российский журналист Юрий Сапрыкин, выступая перед студентами МГУ. Он заметил, что подобная лексика полностью меняет картину мира: «Мы имеем дело не с революцией, не с антиправительственными выступлениями, не со сменой власти – мы имеем дело с «фашистской хунтой»... И человек уже не может отстранённо смотреть на события – он оказывается внутри истории священной войны, в которой уже на лексическом уровне понятно, где добро, где зло... Ты оказался внутри учебника истории, где наши сражаются с фашистами». 

Примечательно, что этот приём с одинаковым успехом применяла и Россия, и Украина, и Европа. И всякий раз фашисты и захватчики оказывались на противоположной стороне. Битву за аэропорт в Донецке называли украинским Сталинградом, а Путина вовсю сравнивали с Гитлером. 

Заглядывая в будущее, можно с грустью предположить, что язык вражды ещё долго не даст шанса ни самой Украине, ни России прийти к миру. Что бы ни говорили о переговорах сегодня наши политики, так не ведут себя в диалоге. Хлёсткие слова ищут, когда хотят устроить драку...