Удушье

Хирург подрабатывал анестезиологом, не имея на это права. Очередной наркоз стоил жизни его пациентке.

Когда шестилетний Денис спрашивает, почему он и его младшая сестрёнка Маша живут у бабушки с дедушкой, а мама всё не приходит, ему объясняют примерно так: наши врачи не смогли вылечить маму, и Боженька забрал её к себе. Там, на небе, маме обязательно помогут...

Смерть Надежды Никоновой настолько нелепа, что хочется ругаться и плакать одновременно. 26-летняя женщина, в жизни ничем особенным не болевшая, обратилась в районную больницу с болями в животе. Ей поставили предварительный диагноз «аппендицит». А после лапароскопии (диагностический прокол, не показавший, кстати, ни аппендицита, ни другой серьёзной болезни). Надя так и не очнулась от наркоза - впала в кому и через неделю умерла.

Вряд ли Геннадий Ефимович Никонов когда-нибудь полностью оправится после смерти единственной дочери, но сейчас он, что называется, держит себя в кулаке. Спокойно (чего стоит ему это спокойствие!), толково и без истерики он рассказывает, наверное, о самых страшных днях, какие ему пришлось пережить. Главное для него сейчас - не допустить, чтобы гибель Нади списали по разряду «трагических случайностей». Речь идёт не только о мести виновным и их наказании: Никоновым-старшим нужно поднимать Надиных малышей. Геннадий Ефимович - механизатор, мама Нади, Татьяна Митрофановна, работает в клубе. Так что достаток в семье весьма скромный, да и пенсия не за горами. И Никонов поставил себе цель: добиться такой компенсации, которая позволила бы дать осиротевшим Денису и Маше всё необходимое.

Излишне говорить, что и у врача Евгения Журавлёва, дававшего наркоз во время операции, и у руководства Шолоховской центральной районной больницы цели совсем иные.

Операция прошла нормально. Больная в коме

- Ну почему мы тогда не ушли домой? Наде ведь стало лучше, да и поздно совсем было, 11 часов, - какая операция на ночь глядя... Мы совсем уже собрались, а они говорят: нет, нужно сделать прокол, посмотреть... Господи, ну почему мы не ушли? - Иван Мельников снова пытается в подробностях восстановить этот треклятый вечер 12 августа. Ему уже приходилось переживать эту пытку не один раз: и когда давал показания в прокуратуре, и когда - в десятый, в сотый раз - рассказывал всё отцу. Отцом Иван по-прежнему зовёт Геннадия Ефимовича: ведь они с Надей не так давно стали жить одной семьёй, а осенью собирались расписаться. И Денис с Машей тоже называли Ивана папой.

Иван был с Надей практически весь день: сидел с ней в палате, проводил до операционной, а потом ждал под дверью.

- Минут через десять после начала операции Журавлёв вышел из операционной, - рассказывает Иван. - Его не было довольно долго - минут двадцать, может, тридцать. А потом вижу: он бежит. То ли по телефону его вызвали, то ли ещё как, но был он весь взмыленный. А я уже понял, что что-то не так. Они там внутри всё говорили: «Транхеальная, переходите на транхеальную!» И ещё слышу: «Остановка сердца». Меня трухануло здорово.

На самом деле речь, видимо, шла об эндотрахеальной трубке: её срочно вводили Наде в дыхательное горло и подключали кислород, пытаясь заставить её дышать. Вообще-то было поздно: из-за пятиминутного кислородного голодания (как и почему оно возникло - об этом речь немного позже) уже начал гибнуть мозг.

Однако и анестезиолог Журавлёв, и оперировавший хирург Евгений Блинов на все вопросы встревоженного Ивана ответили, что был аппендицит и что операция прошла нормально. Дескать, пациентка до утра будет в реанимации - тогда и приходи. Он так и сделал. Докторам-то видней. Мало ли что послышалось...

Когда наутро Геннадий Ефимович пришёл в больницу, ему сказали: из-за непонятного осложнения Надю не могут вывести из наркоза. В конце концов Никонов буквально вытряс из врачей правду: дочь находится в глубокой коме.

Через три дня Геннадию Ефимовичу сказали: нужно везти Надю в межрайцентр, в Миллерово. И предложили расписаться в том, что за последствия Шолоховская ЦРБ ответственности не несёт.

- Я спрашиваю Журавлёва: шансы есть? Он говорит: «Там их будет больше». «А здесь?» Отводит глаза. Я подписал. Говорю: «Поехали».

В реанимации Миллеровской ЦРБ Надя Никонова жила ещё четыре дня. А потом умерла, несмотря на все усилия местных врачей.

Враньё

Доктор Евгений Журавлёв от встречи со мной не отказался. Сказал, что глубоко сожалеет по поводу происшедшего, но лично он сделал всё, что мог, и теряется в догадках, что же произошло во время операции.

- Евгений Геннадьевич, вы выходили из операционной после того, как дали наркоз?

- Нет. Вышел только, когда операция закончилась - приготовить аппаратуру в палате.

О том, что Журавлёв выходил, оставив пациентку под наркозом, говорит только Иван Мельников - лицо более чем заинтересованное. Все же присутствовавшие медики клянутся: всё время был в операционной, каждую минуту.

Как журналист, проводящий расследование, я, конечно, понимаю, что доказательств нет. А как человек я верю Ивану - хотя бы потому, что в разговорах и с Журавлёвым, и с главврачом Петром Шевченко, я услышала огромное количество вранья. Враньё это в виде диктофонных записей хранится сейчас в редакции - сообщаю это на всякий случай.

Вёшки - хоть и большая, а всё же станица. И утаить что-то здесь довольно трудно. О том, что у хирурга Евгения Журавлёва нет лицензии (а стало быть, и соответствующей подготовки), необходимой для того, чтобы подрабатывать по совместительству анестезиологом, я услышала практически сразу. Евгений Геннадьевич, разумеется, подобную клевету отверг с возмущением. Пётр Леонидович Шевченко также заверил меня, что документ, конечно же, есть, хранится, как положено, в отделе кадров. Но вот незадача: как раз сегодня инспектор по кадрам уехал в Ростов, так что увидеть лицензию я не смогу. Официальное письмо из редакции с просьбой прислать копию документа осталось без ответа.

Ответ нашёлся в акте проверки, составленном комиссией минздрава Ростовской области: права оказывать анестезиологическую помощь нет не только у Журавлёва, но и у медсестры Мельниковой, ассистировавшей ему. Проще говоря, оба они «подхалтуривали» в анестезиологии нелегально. Если же учесть, что оперировал Надю совсем молодой хирург Блинов со стажем около года...

Надо сказать, что в упомянутом минздравовском акте нет попыток «отмазать» врачей. А есть, напротив, разоблачение целой горы вранья. Так, из этого документа следует, что хирург Блинов уложил пациентку на операционный стол, толком её не обследовав. Что врач Журавлёв давал наркоз с «грубыми дефектами», что и привело к сердечной и дыхательной недостаточности, отёку мозга, коме... Что Журавлёв врал не только мне, но и комиссии, пытаясь доказать, что он не ограничился внутривенным наркозом, а сразу ввёл дыхательную трубку (если бы это было действительно так, Надя, вероятно, была бы сейчас жива и здорова). Что врач-невролог Шолоховской ЦРБ, пока все вокруг гадали, как выкарабкаться из этой ситуации, не моргнув глазом, написал в заключении, что у пациентки глубокая кома невыясненного происхождения (!). И наконец, что везти Надю в критическом состоянии за полторы сотни километров в миллеровскую больницу не было никакой необходимости.

Вообще-то необходимость, наверное, была. Необходимость сплавить безнадёжную пациентку коллегам и повесить на них её смерть. Не прошёл номер: в заключении комиссии отмечено, что миллеровские медики действовали безукоризненно. Да и Никонов благодарен им. Особенно завреанимацией Николаю Горичану, хотя именно от него он услышал, что дочери больше нет:

- Это настоящий врач - трое суток не отходил от Нади.

Выговор

Евгению Журавлёву объявили выговор - это мне сказал сам главврач П.Л.Шевченко. Взыскания вынесли и некоторым другим участникам этой истории, в том числе хирургу Блинову, старшей медсестре, начальнику отдела кадров - это уже донесло сарафанное радио. Если это действительно так, то мне особенно жаль завкадрами: ну не предполагать же всерьёз, что он оформил Журавлёва анестезиологом тайком от главврача Шевченко!

Сам Шевченко на прямой вопрос о собственной вине уклончиво ответил, что проверка не закончена, что делом занимаются прокуратура и другие инстанции. Дескать, им и решать.

Мне кажется, что Пётр Леонидович Шевченко не очень любит газету «Крестьянин». До сегодняшнего дня причиной тому были две мои большие статьи о том, как руководство больницы успешно покрывало Валентину Логвиненко, фельдшера из хутора Дубровского, по вине которой остался тяжёлым инвалидом житель того же хутора. Боюсь, и эта статья не добавит мне симпатий Петра Леонидовича.

ст. Вёшенская, Шолоховский р-н, Ростовская обл.

Вместо послесловия

Такие совпадения бывают только в плохих сериалах, но это правда. Четыре года тому назад в Шолоховской больнице нелепо погибла от ботулизма родственница Никонова, 41-летняя Ирина Каменщикова. Виновной в её смерти судебно-медицинские эксперты признали заведующую инфекционным отделением Клавдию Журавлёву - мать Евгения Журавлёва, ещё одну представительницу большой врачебной семьи, обосновавшейся в Вёшенской. Как и у Нади Никоновой, у Ирины остались двое детей, для которых она была главной кормилицей.

- Мне четырнадцать раз отказывали в возбуждении уголовного дела, - рассказывает Тамара Вяликова, мать Ирины. - Потом всё же начали следствие, признали, что Журавлёва допустила халатность... И амнистировали её «в связи со 100-летием учреждения Государственной думы в России».

Компенсацию общим размером 150 тысяч рублей Тамаре Васильевне и детям всё же выплатили. И пособие её внуки получают (и будут получать до конца обучения). Но заплатило за всё МУЗ «ЦРБ Шолоховского района». Клавдия Васильевна Журавлёва отделалась лёгким испугом и поныне заведует инфекционным отделением.

К трём описанным выше случаям - ещё один: после смерти пациента, случившейся год тому назад, отстранили от должности заведующую хирургией Марину Жбанникову. Говорят, что ей и начмеду Сергею Суковатову придётся отвечать по суду. А так долго тянулось дело потому, что оба - местные депутаты.

«Говорят» - это потому, что официальную информацию о том, что творится в Шолоховской ЦРБ, взять негде. В Шолоховской районной прокуратуре, например, отказали. Единственный больничный «криминал», о котором сообщили, - это дело офтальмолога Каргина, и без того широко растиражированное в СМИ. Его, как утверждает следствие, поймали на продаже липового бюллетеня за тысячу рублей. Торговать бюллетенями, конечно, совершенно аморально, но всё же от действий врача никто не пострадал. Да и случай больно обыденный, и масштаб как-то мелковат. (Рискну предположить, что именно поэтому незадачливого офтальмолога так активно пиарили: и борьба с коррупцией налицо, и руководство не сильно виновато).

Всё перечисленное мешает мне восхищаться прямотой и бескомпромиссностью минздравовского документа. Да неужели только сейчас заметили, что в Шолоховской ЦРБ что-то как-то не то? Может, если бы вовремя поставили больнице диагноз, не закончилось бы дело комой с летальным исходом?